– Кто ты? – спросила Маша. – Где ты?
Ответа не последовало. Да и как мог бы ответить тот, кто не только лишен тела, а и всяких зримых очертаний?
– Нет, не уходи, – сказала Маша. – Я знаю, что ты где-то рядом. И я здесь из-за тебя. Больше никого нет. Только ты и я.
И снова, как тогда: волна холодного воздуха сквозь ткань скафандра, сквозь кожу…
Но было кое-что новое.
Обрывки мыслей и неясных образов. Чужие. Внутри ее сознания. Не за что уцепиться, чтобы их удержать. Все ушло вместе с волной холода.
– Прости, – сказала Маша. – Я не поняла тебя.
Но тот, кто играл с нею возле зеркала в свои странные игры, прекрасно понимал обращенные к нему слова.
– Кто же ты?..
Маша чувствовала себя обманутой. Какой толк в орлином зрении, если невозможно увидеть невидимое?
– Так ничего не получится. Я знаю, ты хочешь того же, что и я. Ты хочешь понимания. Ты должен мне помочь.
Любопытно, с чего она вдруг сочла за благо обращаться к загадочной неощутимой сущности в мужском роде?
– Я хочу, чтобы ты встал передо мной. Между мной и зеркалом. Ты ведь сделаешь это для меня, правда?
Пронизывающий холод и чужие образы в голове. На короткий миг.
И все же…
Кажется, ей удалось-таки увидеть то, что не мог увидеть никто другой.
– Я тебя вижу, – сказала Маша ровным голосом. – Не вертись, я хочу тебя рассмотреть. Это справедливо, потому что ты наблюдаешь за мной с самого начала.
Она ощутила холодный лучик прямо под сердцем. Впрочем, не такой уж и холодный. Удивительным образом в нем чувствовалось веселье.
Маша вдруг поняла, что напоминали ей эти бессвязные, неуловимые фрагменты мыслей. Прибой после разрушительного урагана. Клочья водорослей, обломки разбитых о камни кораблей, мертвая рыба и взбаламученный песок с самого дна океана. И жемчужины в раскрывшихся от невыносимого давления раковинах.
То была не смерть. Смерть не поступает с живыми существами так странно. Смерть – это ничто, абсолютный нуль. Все, что произошло с экипажем «Луча», должно было называться как-то иначе. Полужизнь. Иножизнь. Нет, жизнь здесь тоже ни при чем… Инобытие. Почти по Гегелю.
Предки, с их простым отношением к вечным вопросам, не ломали бы себе голову ни единой минуты, а назвали то, что видела своим болезненно обостренным зрением перед собой Маша, «неприкаянной душой».
Тень, в которой с трудом угадывались очертания человеческой фигуры. Тень сама по себе, отдельная, никем не отбрасываемая. Симулякр человека.
Привидение.
Маша в привидения не верила. Хотя в детстве и отстаивала их право на существование в честном бою.
Поэтому ей проще было воспринимать своего призрачного собеседника как… допустим, как человека, попавшего в трудное положение.
Разумеется, она сознавала, что перед ней не человек, которому можно дать лекарство и он выздоровеет, а потом можно будет с ним пойти в кафе и поговорить с глазу на глаз о чем-нибудь легком и отвлеченном. Больше того: она понимала, что этот человек умер давно, задолго до ее рождения, и она видела его мертвое тело. Что при жизни этот человек был совершенно другим, говорил на другом языке, и у него были другие взгляды на мир, и наверняка он не любил то, что любит она, а то, что для нее важно, для него могло быть нелепым пустяком.
Сейчас это все не имело значения. Как сказал бы на ее месте Пармезан, желая ввести мозговой штурм распоясавшейся «Команды Ы» в конструктивные рамки: «Не обсуждается!»
Сейчас перед Машей стоял единственный и последний свидетель.
И задача состояла даже не в том, как его разговорить, а как понять.
– Ты ведь пришел неспроста, правда? – промолвила Маша. – Хочешь рассказать, что случилось?
Короткий укол ледяным острием, и снова под сердце.
– Больше так не делай, хорошо? – попросила Маша, когда снова смогла дышать. – Я могу умереть. Конечно, после этого есть небольшой шанс, что я стану такой же, как ты, и тогда мы славно поболтаем. Но в этом случае твоя тайна останется при тебе, потому что второго энигмастера на звездолет никто не отправит.
Холодный ветерок скользнул по ее щеке. Возможно, так в мире призраков выглядело извинение.
– Помоги мне, – сказала Маша. – И я смогу помочь тебе.
Тень расплылась облачком дыма, совершенно утратив прежние очертания. Растаяла – в затем снова вернулась.
– Я неверно выразилась, прости. Мне не удастся вернуть тебе жизнь. Это никому не под силу. Но люди узнают, что случилось со всеми вами, чтобы такое больше ни с кем не повторилось. Это должно быть для тебя важно. Я права?
Ей померещилось, будто тень пожала плечами.
Медленно, как и подобало привидению, она приблизилась к Маше… впиталась в нее, слилась с нею в единое целое… холодно, очень холодно, невыносимо холодно… бешеная круговерть мыслей в голове, так что не разобрать, где свои, где чужие… меня зовут Мария Тимофеева, я энигмастер, да, я не в лучшей форме, но я выдержу, не сойду с ума и не упаду без чувств… теплее, еще теплее… все в порядке… все прошло.
Когда Маша снова смогла видеть, глазам ее открылась все та же зеркальная панель от пола до потолка.
Но теперь в ней было два отражения.
Человеческое лицо. Словно бы проступающее сквозь темноту, с глубокими впадинами вместо глаз и неровной тонкой линией вместо губ. Черно-белая маска. Или набросок тушью, принадлежащий кисти художника-минималиста. Одно только лицо, прямо над Машиным плечом. И больше ничего.
Линия губ беззвучно шевельнулась, уголки немного карикатурно приподнялись, обозначая улыбку.
Одно из необходимых качеств энигмастера – избыточный объем знаний. Так, на всякий случай, вдруг сгодится. Если есть время и возможность научиться чему-нибудь новому, странному и на первый взгляд никчемному, энигмастер ни за что не упустит такой шанс.