Энигмастер Мария Тимофеева - Страница 78

– А что потом?

– А потом, – Сабуро задумчиво окинул взором зеленые окрестности. – Потом будут очень беспокойные сутки. А то и двое.

– Хорошо, – Маша чувствовала себя одетой не по погоде, в отпускных клетчатых шортах, розовой футболке с белой надписью «Curiouser and curiouser» и тонкой бежевой курточке с капюшоном, которую продувало насквозь. Она уже была не прочь отсюда убраться. В конце концов, есть такое слово «отпуск». – Вы объясните мне, что происходит, и я, очень может быть, оставлю вас в покое. Согласны? – Сабуро как-то чересчур энергично закивал. – Это ведь не цунами, не так ли?

Маша уже знала, что никаких опасных тектонических явлений в океане отмечено не было. Так, подвижки, толчки – обычное дело. В океанических пучинах все время что-то происходит… Об этом ей сообщила Стася Чехова по браслету. Но хотелось бы услышать подтверждение из первых уст.

Между тем Сабуро не спешил с ответом. Он снова внимательно обозрел пейзаж, словно видел его впервые. Затем понаблюдал за движением воздушных масс и перенес внимание на носки своих ботинок. Маша закусила губу и старательно наступила ему легкой серебристой босоножкой на левый носок.

– Это называется «испытывать терпение», – пояснила она. – Так вот: оно закончилось, испытывать больше нечего.

– Лучше вам все же покинуть остров, – сказал Сабуро, даже не поморщившись. – Ничего, что заслуживало бы внимание энигмастера, здесь не случится.

– Ага, – сказала Маша. – Значит, все-таки что-то случится?

– Пойдемте, Маша-сан, – молвил Сабуро с трагическим вздохом, что мало вязалось с его могучей фигурой. – Но помните, что вы обещали улететь, когда все узнаете.

«Не обещала, – подумала Маша. – Улететь и оставить в покое – разные вещи». Но вслух говорить по понятным причинам не стала.

Они обошли ближайший транспорт, понемногу заполнявшийся очередной партией отбывающих, и сразу свернули в рощу молодых криптомерий. На крохотной полянке, прямо на клумбе, располагался мобильный командный пункт. Со стороны он выглядел как эскимосское иглу правильных очертаний и неожиданного защитного, болотного в темных блямбах, цвета. Вход был наглухо зашторен и, по-видимому, «заговорен», а на верхушке купола трепетала призрачная пелерина антенны федеральной связи. Его особенность заключалась в том, что в любой момент пункт мог сняться с места и улететь по своим делам. В случае цунами такое свойство было просто неоценимо. Маше и прежде доводилось видеть МКП в разных ситуациях, и она всегда поражалась тому, как можно принимать ответственные и осмысленные решения в подобной тесноте и колготне. К примеру, Хубрехт Анкербранд, генеральный инспектор Тезауруса, придумал способ экстренной пылевой защиты поселения Форт Саган на Марсе, подстригая розы в саду. Арманда Бенатар, тоже генеральный инспектор, руководила спасением застрявших в глубоководном желобе Кермадек экскурсантов, не отрываясь от вышивания на пяльцах (правда, по окончании спасательной операции ей пришлось спороть все, что она там накосячила). Приблизившись к МКП, Сабуро негромко произнес несколько слов в невидимый микрофон, который, очевидно, скрывался в стойке воротника. Судя по тому, как он вздернул голову и слегка попятился, в ответ на него наорали, а затем в самой жесткой форме дали какое-то указание, несовместимое с Машиными намерениями.

– Я все равно войду, – кротко сказала Маша, отодвигая опешившего юнца от входа.

– Как?! Каким образом?..

– Я же энигмастер.

Она шепнула заговоренному люку заветное слово (этой магической последовательности звуков, открывающей любые интеллектронные запоры на территории Федерации, ее научил Тёма Леденцов по прозвищу, конечно же, Леденец, знаток умной техники и связанных с нею секретов) и прошла внутрь.

– Фудзивара! – услышала она грозный окрик. – Бака-да! Нани-тэмэ?! Китигай!

Из полумрака на них надвигался грузный бритоголовый японец в просторных шортах и рубашке военного покроя. Жидкие усы его агрессивно топорщились. Доступные обзору части конечностей были покрыты густой многоцветной татуировкой.

Обильно и низко кланяясь, Сабуро пустился в объяснения, из которых Маша могла понять лишь часто употребляемое слово «энигумасутару». Перед отпуском она подумывала загрузить себе в память экспресс-курс токийского диалекта, но сочла, что ради полутора недель праздного времяпрепровождения смысла в том немного, а ресурсы мозга, хотя и считаются необозримыми, а все ж таки не резиновые и могут быть заняты более полезной информацией. Поэтому она не вникала в суть словопрений между Сабуро и его предполагаемым боссом, а вместо этого с интересом оглядывала внутренние интерьеры МКП. Все, как она и предполагала. Темно, тесно, на громадных экранах видеалов прыгают изломанные линии графиков, силуэты операторов кажутся зловещими призраками, атмосфера наэлектризована необъяснимой тревогой до такой степени, что волосы потрескивают от статики.

Между тем бритоголовый босс наконец снизошел до пристального изучения объекта его неудовольствия.

– Ната ва нихондзин дэс ка? – прорычал он, поводя усами.

– Я русская, – сказала Маша, немного раздраженная невежливым обхождением. – Извините, если не оправдала ваших надежд.

Босс промычал что-то недоверчивое и, сразу утратив к ней интерес, снова напустился на несчастного Сабуро.

Маша была особенной девушкой и сама это понимала. В какой части света она бы ни появлялась, ее принимали за свою. В Париже у нее спрашивали дорогу на Елисейские поля. На улочках Старого Иерусалима к ней обращались одновременно на трех языках, ни одного из которых она не знала. Пожалуй, только в Экваториальной Африке для нее делали исключение. Теперь еще и Япония… Причиной всему были жесткие черные волосы, которые не удержать банданой, не скрыть под беретиком, узкое смуглое лицо и нос клювиком, а еще карие глаза с незатухающим огоньком любопытства. Кто бы мог подумать, что союз русского папы и испанской мамы способен привести к таким удивительным последствиям!