Энигмастер Мария Тимофеева - Страница 25

Она не успела додумать эту богатую мысль.

Что-то изменилось вокруг нее. Ненадолго – на неуловимую долю секунды. Изменилось – и тут же вернулось к прежнему состоянию.

Будто волна холодного воздуха накрыла ее с головой, скользнула под скафандр со всей его теплозащитой, мгновенно добралась до самых костей. И пропала, как и не было. Оставив в качестве напоминания о себе мурашки по всей коже и даже на затылке под волосами.

Маша все так же сидела в навигаторском кресле, опустив ладони на безответные сенсоры. Только глаза у нее были почему-то зажмурены изо всех сил. И пальцы сведены судорогой.

Она открыла глаза и посмотрела на собственные руки.

Команда финишного торможения.

– Что это было? – спросила Маша перехваченным голосом.

– Мария, ты о чем? – беспечно откликнулся Ахилл.

Гектор привстал на цыпочки и заглянул Маше через плечо.

– Клево, – сказал он. – Точь-в-точь как пальцы у первого навигатора, когда его здесь нашли.

– Вот что, – сказала Маша. – Закройте дверь и подождите меня с той стороны. Я хочу остаться ненадолго одна.

– Зачем? – удивился Ахилл.

– Подумать в тишине, – соврала Маша. – У нас, энигмастеров, так принято.

– Может быть, в другой раз? – спросил проницательный Гектор. – Когда я буду при оружии?

– Глупости, – сказала Маша. – Ты как ребенок. Какое может быть оружие?! Просто дайте мне побыть в комфортном уединении.

– Как скажешь, – промолвил Гектор недоверчиво. – Ты большая девочка.

– Мария, если через десять минут ты не появишься, – добавил Ахилл, – мы заходим внутрь…

– Балда! – шепотом выговорил ему Гектор. – Вдруг она решила поправить бретельку у бюстгальтера, а тут вламываешься ты, такой супермен!..

– …предварительно постучав, – закончил фразу Ахилл.

Маша насмешливо фыркнула, но ничего не возразила.

Створки с тихим шорохом сомкнулись у нее за спиной. Теперь ничто ей не мешало собраться с мыслями.

Что произошло? Шутки растревоженного воображения? Первые симптомы нервного стресса, вызванного предчувствием профессионального фиаско? Никто не ждет чудес даже от энигмастеров. Но страшно не хочется оставлять после себя неоправданные надежды…

Или все же на корабле что-то есть. Что-то, не замеченное сканерами, упущенное службами дезактивации, просочившееся сквозь сети биологического контроля.

Что-то, способное дать ответы хотя бы на некоторые вопросы.

Или несущее угрозу всему живому.

Что-то, убившее экипаж «Луча».

Маша остро ощутила свою беззащитность. Если какая-то злая сила желала ее смерти, не было ничего, что могло бы ей помешать.

Кроме непоколебимой Машиной уверенности в том, что с ней никогда и ни за что не случится ничего плохого.

Наверное, она явилась на свет с этой уверенностью. И за всю ее недолгую жизнь не произошло ничего, что заставило бы ее хотя бы на чуть-чуть усомниться в своей счастливой звезде. Это просто было с ней, как охранительный знак. Оставалось гадать, кто Машу таким знаком наградил. Возможно, мама, с ее вулканическим оптимизмом. Или папа, с его веселым, немного ироническим мироощущением. Или все поколения предков соединили свои охранительные качества и раскинули над нею непроницаемый для всех напастей зонт.

К такому выводу она приходила сама в те редкие минуты, когда размышляла о своем месте во вселенной.

На самом деле Маша никогда не была «девочкой, с которой ничего не случится».

Когда ей было двенадцать, она утащила у брата из мастерской реплику Икаровых крыльев и спрыгнула с крыши дома. К солнцу она не взлетела, зато сломала правую лодыжку и сильно исцарапалась в кустах крыжовника. «Машка, ты чучело! – в сердцах выговаривал ей брат. – Я только хотел экспериментально доказать, что миф есть миф, хотя и красивый…» – «Ничего нет красивого в том, что человек разбился, – возражала Маша, весело прыгая вокруг него на одной ноге и с костылем, как у Долговязого Джона Сильвера. Другая нога, обездвиженная и обезболенная, умело прикидывалась, что ее нет вовсе. – А еще я втрое легче всякого Икара средней упитанности. Значит, у меня был шанс!»

Через год, при попытке подружиться, ее укусила гадюка. «Машка, все же ты чучело, – привычно корил ее брат. – Кто гладит пресмыкающихся по головке?! Змея есть змея, у нее свои представления о приятном. Скажи спасибо своей иммунной системе…» – «Надеюсь, бедное животное не слишком пострадало от моих антител», – отзывалось несносное дитя, валяясь на диване и упоенно дирижируя воображаемым оркестром при помощи укушенной руки, с утешительным рожком мороженого вместо дирижерской палочки.

В четырнадцать лет Маша впервые крупно подралась – и неудачно. «Как не стыдно! – вздыхала мама, врачуя Машин подбитый глаз эмульсией с косметическим эффектом. – Ты юная señorita… Это случилось хотя бы из-за мальчика?» – «Глупости, mamita! – отвечала малолетняя хулиганка, извлекая из спутанных косм репейные головки. – Кого могут интересовать мальчики… Эти majaras утверждали, что привидений не бывает». – «Но привидений действительно не бывает». – «Я знаю. Но кто-то должен был постоять за многообразие мнений!»

Скорее, Маша была «девочкой, с которой может случиться что угодно, но ее это не испугает».

Впрочем, на размышления о возвышенном постоянно не хватало времени…

Но восемнадцать человек, что отправились в свой последний полет, наверное, тоже думали, каждый о себе, что с ними не произойдет ничего дурного.

И теперь от Маши зависело, будет ли найдена и, если окажется возможно, устранена причина, лишившая их всех жизни, или останется висеть над звездными странниками незримым дамокловым мечом.