Переступив комингс, Маша прошла внутрь и остановилась напротив пульта между креслами первого и второго навигаторов.
– Кивилев, первый навигатор, сидел, положив руки на панель управления, – сказал за ее спиной Гектор. – Как будто собирался ввести команду на торможение.
– Я знаю, – сказала Маша, не оборачиваясь.
– Между прочим, – заметил Ахилл, оставшийся в коридоре, – команда была введена и выполнена.
– Не могла же мумия управлять кораблем, – сказал Гектор. – Значит, кто-то делал это за нее.
– Или что-то, – добавил Ахилл.
– Поэтому я здесь, – сказала Маша.
– Мы не будем тебе мешать, Мария, – обещал Гектор. – Если хочешь, я тоже выйду.
– Нет необходимости, – сказала Маша. – Никаких особенных ритуалов я выполнять не собираюсь. Я просто хотела увидеть своими глазами. А думать можно где угодно.
– Понятно, – сказал Гектор, который, однако же, ничего не понимал.
Он все же вышел в коридор. Наверное, ему было не по себе в этом прекрасно освещенном и медицински чистом склепе. Маша слышала, как он энергичным шепотом втолковывал Ахиллу: «Там негде спрятаться, понимаешь? Совсем негде! И потом, регистраторы бы все показали. Но на записях ничего нет странного. Совсем ничего!»
Гектор ошибался.
Потому что Маша, в отличие от него, видела все записи внутренних регистраторов на главном посту. А не только те, к которым были допущены рядовые члены спецкомиссии.
Разумеется, регистраторы не могли работать все сто лет, что корабль провел в космосе. Они были настроены таким образом, что включались, когда экипаж занимал места, и выключались с его уходом. Присутствие экипажа было необходимо в критические моменты: при старте, при финише, при выполнении маневров возвращения и торможения. Все остальное время навигаторы, как и научный персонал экспедиции, должны были провести в гибернаторах.
На записях Маша видела, как навигаторы с шутливым облегчением оставили главный пост, когда «Луч» вошел в разреженную область пояса Койпера. Как они, бледные и не слишком здоровые на вид, вернулись каждый в свое кресло перед сближением с Проксимой Центавра. Только трое навигаторов, и никого больше. По существовавшим в ту пору правилам, никто посторонний не должен был переступать порог главного поста. Регистраторы старательно запечатлели напряженные лица навигаторов, негромкие реплики, многократно отработанные до автоматизма движения. И момент, когда жизнь оставила этих людей. Словно ее сдуло порывом ветра.
Стиснув зубы, Маша снова и снова пересматривала тот фрагмент записи. Она пыталась понять, что произошло.
Но понять такое было невозможно.
Только что человек был жив, смотрел перед собой живыми глазами, чему-то усмехался про себя живой усмешкой. Спустя мгновение лицо превращалось в посмертную маску, взгляд делался пустым и расфокусированным. Ничего вроде бы не менялось. За исключением одного: на место жизни заступала смерть.
Маневр вхождения в пределы звездной системы Альфа Центавра так и не был выполнен, звездолет летел дальше – в никуда.
Но экипаж не вернулся в гибернационные камеры, и спустя короткое время регистраторы выключились.
Поэтому компетентная часть спецкомиссии, не исключая Маши, знала, как далеко промахнулся «Луч» мимо своей цели и в какой точке мироздания совершил разворот. Но что там, в этой точке с известными галактическими координатами, произошло, и почему неуправляемый звездолет вдруг решил воротиться домой, можно было только гадать.
Или поручить разгадку энигмастеру двадцати четырех лет от роду, с профессиональным опытом, близким к нулю.
Маша подозревала, что личный состав спецкомиссии относился к ней с симпатией, поскольку никто не верил, будто ей удастся разобраться в этой странной истории. Дело выглядело безнадежным. А энигмастеры не умеют заглядывать в прошлое и видеть то, чего никому не дано увидеть. Они такие же люди, оперируют тем же объемом информации. Интуиция и воображение не всесильны. А от симпатии до сочувствия рукой подать.
Маша еще раз оглядела вогнутые стены в белой упругой обивке под кожу.
– Ничего мы тут не найдем, – сказала она с тяжким вздохом.
– А где? – с громадным любопытством спросил Гектор.
– Завтра прогуляемся по технической палубе.
– Снова пешком? – осведомился Ахилл с неудовольствием.
– Конечно. И будем весьма настороженно озираться.
– Тогда я все же возьму оружие, – сказал Гектор.
– Хорошая мысль, – сказала Маша. – Хотя что-то мне подсказывает, что озираться будем только мы с Ахиллом.
– А я что же? – обиделся Гектор.
– А ты станешь следить за своим оружием, – пояснила Маша, – чтобы ненароком не подстрелить никого из нас, – она протянула руку в толстой перчатке и коснулась стены. – Здесь покойно. Уютно. Как…
– …в могиле, – мрачно подсказал Гектор.
– Дурак, – сердито сказала Маша.
Она стащила перчатки, села в кресло первого навигатора и устроила пальцы на сенсорной панели перед собой.
– Плохая примета, – сказал позади нее мнительный Ахилл.
– Не нажми там чего-нибудь, Мария, – сказал Гектор. – А то снимемся и улетим куда-нибудь дьяволу в пасть.
– Не волнуйся, – сказала Маша. – Все системы корабля надежно деактивированы.
Не сдержавшись, добавила:
– Защита от дурака.
– В данном случае – от дурочки, – отомстил Гектор.
Маша сидела, глядясь в темные, умершие вместе с кораблем вогнутые экраны. В них ничего не отражалось. Это было сделано специально, с тем, чтобы световые блики, которые легко принять за звезду или какой иной космический объект, не сбивали с толку экипаж. «Мне ничего не приходит в голову, – думала Маша. – Вечером со мной захочет пообщаться Пармезан, а мне даже нечего ему сказать. В голове информационный вакуум. Гектор прав: я бесполезная дурочка…»