Ворвавшийся на пост ксеноархеолог Аристов бесцеремонно отодвинул оператора от микрофона:
– Кирилл Юрьевич! – закричал он. – Яровой, душа моя! Что вы там видите? Нет ли какого-то движения или странных явлений ненатурального свойства?
– Ничего, – сказал Яровой бесстрастно. – Те же дюны, тот же песок… Впрочем, кое-что вижу. В полусотне ярдов от станции прямо из песка торчит громадная статуя какого-то ктулху с часами на шее.
Маша бродила по пустынным коридорам, чувствуя себя покинутой и несчастной. Она ужасно не любила жалеть себя, но сейчас был тот редкий момент, когда чуточку тепла не повредило бы. Конечно, мысль о том, что люди спасены, согревала ее, но явно недостаточно. А честолюбие, хотя и не самый большой порок, но все же не лучший союзник настоящего энигмастера.
Она не знала, что в каком-то десятке шагов позади нее бесшумно и потаенно крадется Витя Гуляев, про себя повторяя и доводя до безукоризненного совершенства признание в любви.
Возле летных ангаров Машу окликнули:
– Милая барышня, не окажете ли мне честь, назвавши свое имя?
– Маша, – проронила та не слишком-то приветливо. – Маша Тимофеева, а что?
Затем она подняла взор на вопрошавшего и остолбенела.
Замер за поворотом и Витя Гуляев, охваченный дурными предчувствиями.
Перед Машей стоял герой-любовник из женского романа.
Во плоти это фантастическое существо, плод вымысла дорвавшихся до пера домохозяек, выглядело как мужчина спортивного вида, без возраста и без доступных взору недостатков. Высокий, загорелый, стриженый так коротко, что непонятно было, какого цвета его шевелюра. Элегантно небритый. В безупречно белом костюме и попугайной рубашке, с зеленым платком на шее. Такому персонажу было бы самое место скорее на тропическом курорте, нежели на галактическом стационаре.
– Я испугал вас, дитя мое? – спросил он весело. – Не бойтесь! Я не разбойник, не злой человек, я просто несчастный принц… А если серьезно, то меня зовут Эварист Гарин, я энигмастер, как и вы.
Голос у незнакомца был низкий, но не бархатный, а какой-то теплый и пушистый, словно спина ангорского кота, и отдавался сладостными вибрациями где-то в животе. О, это был не просто энигмастер, а Энигмастер с большой буквы! Такому голосу невозможно было сопротивляться. Железный Вараксин – и тот не устоял бы, безоговорочно исполнивши все директивы обладателя такого располагающего к доверию тембра. Маша перестала дышать. Она даже моргать позабыла.
– Не очень понимаю, зачем я здесь, – продолжал Эварист Гарин. – Вы хорошо справились. Да что там – замечательно. Эти администраторы космических поселений такие перестраховщики! – он приблизился и, уверенным движением приподняв Машино лицо за подбородок, вгляделся в ее глаза, полные едва сдерживаемых слез. – Вы ведь не собираетесь плакать, правда?
Маша энергично помотала головой.
– С одной стороны, я понимаю этих бедняг, – сказал Гарин. – Они видят перед собой юную деву ослепительной красоты, с доверчивыми, как у Бемби, очами, с неотразимым античным носиком… – Маша не удержалась и звонко шмыгнула упомянутым предметом восхищения. Уж она-то знала, что в минуты огорчений становилась похожа не на изящного фламинго, а скорее на маленького печального тапира. – …с потрясающей прической и в наряде, какой мог бы стать событием на всех известных мне дефиле…
– Издеваетесь, да? – тоскливо спросила Маша.
– Нисколько. Эти несчастные видят вас – эфирное создание, в то время как энигмастер в их представлении выглядит грубым циничным мужиком, кем-нибудь вроде меня, и у них возникает жесточайший когнитивный диссонанс. Что вы хотите? Барьер восприятия… – Маша было насторожилась, но речь Гарина текла плавно и непрерывно, без глубокомысленных пауз. – Шаблоны мышления иной раз прорастают корнями весьма глубоко, ничего тут не попишешь.
– И что же мне делать? – спросила Маша, немного задыхаясь. Она испытывала неодолимое желание прижаться щекой к гипнотически вздымающейся под пестрой тканью груди этого абсолютно ей незнакомого человека, будь он самым отпетым циником и насмешником. – Перестать умываться? Носить свитер грубой вязки и джинсы с дырками на коленках?
– Вас даже это не спасет, – утешил ее Гарин. – Вы все равно останетесь такой же юной и пленительной. Совет старого энигмастера: ничего не меняйте в себе под давлением обстоятельств. Меняйтесь лишь по своей воле – и достигнете вселенской гармонии. Как вы догадались, что это была Надидхара, а не Антара, которая ближе?
– Чистая планетография, – ответила Маша, изо всех сил пытаясь сосредоточиться. – На Антаре сложный рельеф с преобладанием открытых водных пространств, богатая биосфера. Надидхара – почти близнец Марги, голый, пустынный, безжизненный шарик. Ирулкары не могли преодолеть соблазна, которому поддались еще на Данде. Они переместили станцию в ту же точку координат Надидхары, в какой она находилась на Марге. А еще…
– А еще интуиция, – засмеялся Гарин.
– Да, интуиция, – с готовностью кивнула Маша и зарделась. Ей вовсе не улыбалось рассказывать про пальцы за спиной.
– Воображение плюс интуиция, – веско произнес Гарин. – Вот и все, что нужно хорошему энигмастеру.
– Вы считаете, я хороший энигмастер? – спросила Маша недоверчиво. Ей по-прежнему мерещилось, что Гарин подшучивает над нею, никому не нужной и всеми брошенной неудачницей. Если так и было, то делал он это артистично и неотличимо от чистой правды.
– Вы прекрасный энигмастер, – сказал Гарин. – Во всех смыслах. Вы заронили зерна сомнения в заскорузлые души дремучих администраторов. Вы заставили их воспринять ваше решение как их собственное. Обошлись без Энигматического Императива, а это высший пилотаж. И вы заслуживаете награды.