Энигмастер Мария Тимофеева - Страница 92

– А что стало с остальными изобретениями? – поинтересовалась Маша.

– Что-то безвозвратно утрачено, – сказал папа. – Что-то вошло в обиход. А кое-что хранится в семьях потомков и передается по наследству.

– Вот здорово! – сказала Маша с восторгом. – И у нас тоже?

– Конечно, – сказал папа. – Вон в том сундуке.

– Ты никогда не говорил! – промолвила Маша с укором.

– К слову не приходилось, – пожал плечами папа.

Машины глаза загорелись.

– А можно посмотреть?

– Можно, – вздохнул папа, принимая спокойную, как вязаная кофта, Аленку с рук на руки.

Маша на четвереньках подобралась к заветному сундуку и откинула тяжелую крышку, перехваченную полосами кованого металла. Внутри ее ждали какие-то пыльные узелки, пакеты и коробки.

– Но тут ничего нет! – воскликнула она разочарованно.

– Ты, верно, ждала, что тебя вдруг осияет магическим светом, – улыбнулся папа, поглаживая Аленку. – Не забывай, что все гениальное, как правило, просто. Наше наследство хранится в темной деревянной шкатулке и выглядит весьма непритязательно.

– Неужели это? – спросила Маша, извлекая на свет довольно увесистый металлический брусок с приделанной к нему механической клавиатурой, какую можно было увидеть разве что в старинных фильмах про писателей-классиков, и зажатым между валиками из рассохшейся резины обрывком прессованной целлюлозы.

– Поучтивее с ним, – предупредил папа. – Это не что иное, как темпотайп. Клавишный темпоральный коммуникатор, позволяющий общаться сквозь толщу времен!

Маша скептически оглядела темпотайп со всех сторон.

– Это невозможно, – заявила она. – Говорю тебе как энигмастер. Существуют технологии, которые недоступны человечеству даже на данном этапе его развития. А значит, были недоступны и раньше. Машина времени – всего лишь красивая и страшная фантазия.

– Если верить семейным архивам, – сказал папа, – перемещения во времени станут реальностью в конце этого столетия. За себя не ручаюсь, но у тебя прекрасный шанс стать свидетельницей грядущих свершений. Впрочем, согласно тем же архивам, они будут обставлены громадным количеством условий и ограничений.

– Адские искры? – спросила Маша.

– Они самые. Тебя не затруднит вернуть эту бесценную вещицу на место?

– Но ведь она наверняка не работает.

– Кто знает. В семье Тимофеевых из Красноярска хранится вечный двигатель. Когда я был в гостях у двоюродного брата, двигатель еще крутился. Хотя ему пришлось заменить одно колесико, которое совсем проржавело.

– Странное чувство, – призналась Маша. – Как будто кто-то совсем незнакомый вдруг окликнул тебя сквозь толщу столетий. Ужасно хочется ему ответить. В то же время мой профессиональный опыт бунтует против самой мысли об этом. Я разрываюсь на части.

– Во всяком случае, я вижу, что ты уже не куксишься, – сказал папа. – И могу удалиться с чувством исполненного родительского долга… Ах, да! – Он хлопнул себя по лбу. Это получилось у него несколько фальшиво. Актер из папы всегда был никудышный. – Зачем, собственно, я и пришел. Дело в том, что у тебя гости.

– Гости? – рассеянно переспросила Маша, продолжая ощупывать занятную игрушку. – Не помню, чтобы кого-то ждала.

– Если быть точным, гость. И довольно взрослый. Вряд ли он намного младше меня. Этакий хлыщ.

Маша попятилась на мгновенно ослабевших ногах и села на груду половиков, не выпуская из рук драгоценный прибор. Она знала только одного человека в мире, который подпадал под это папино определение.

– И давно он здесь? – спросила она, стараясь не выдавать голосом волнения.

– Добавь минут десять к тому времени, что мы посвятили семейным воспоминания. Хочу тебя предупредить сразу: мне он не понравился. Явился с громадным букетом каких-то не существующих в природе цветов, который тотчас же вручил твоей матушке. Я не самый наблюдательный родитель в мире, но, кажется, у него припасен еще один. И могу догадаться, для кого. Объявил, что польщен знакомством с автором выдающегося исследования по этнографии малых народов Центральной Евразии. И, что особенно отвратительно, он действительно читал мои работы! Есть нехитрые приемы, которые легко позволяют обличить дилетанта…

Маша слышала слова, почти не вникая в их смысл. Голова плыла, сердце колотилось, воздух вдруг стал вязким, словно гель.

Он пришел. Он здесь. Все, во что уже и не верилось, может сбыться.

– Машечка, так ты идешь? – вернул ее к реальности папа.

– Ничего, – как со стороны, услышала она собственный голос, безразличный, почти механический. – Подождет.

Папа поглядел на нее с веселым изумлением.

– Мамина дочка, – наконец проронил он, качая головой.

Маша слабо улыбнулась.

– Тебе доставалось? – спросила она.

– Еще и как! – с гордостью воскликнул папа. – Знала бы ты… Но оно того стоило.

– Мама – самая красивая женщина в мире, – кивнула Маша понимающе. – Расскажешь потом, как ты за ней ухаживал?

– Обязательно, – обещал папа. – Было весело и познавательно… Что ж, пойду совру этому пижону, что ты выбираешь наряд, приличествующий обстоятельствам.

Он спустил Аленку с колен и неспешно покинул чердак по приставной лестнице.

Маша осталась одна, с закрытыми глазами и забытой улыбкой на лице.

«Ну вот, – думала она. – Как бы ни сложилось, но теперь все будет хорошо. У меня, у него, у всех. Потому что я так хочу. Я не собираюсь умирать от счастья в одиночку».

Наконец она открыла глаза и увидела нелепый допотопный прибор у себя на коленях.

«Должно быть, неспроста я и он оказались в одном месте в одно и то же время».