– Потрясающая наглость, – возмущенно сказал Сыч, багровея лицом. – Тычете мне в нос своим Тезаурусом… Отпустите же его наконец!
Пармезан разжал железный захват и даже одернул пунцовому от стыдобушки ингрессору сбившуюся на спине форменную куртку.
– Мы делаем общее дело, – сказал он примирительно. – Просто методы у нас разные.
– Хорошо, – буркнул Сыч. – Будь по-вашему. Мы передислоцируемся за пределы зоны… но будем за вами присматривать. И я действительно желал бы получить объяснения. Не от вас.
– От меня? – с замиранием в голосе спросила Стася.
– Э-э… м-мм… Где эта странная девушка? – Сыч повел вокруг себя грозными очами. – С носом и в ночной пижаме? Как бишь ее… Маша Тимофеева?
– Только что была здесь, – сказал Леденец, пряча ухмылку.
– Кстати, ваш ключ у… – Пармезан осекся. Он вдруг понял, для чего понадобился весь только что разыгранный спектакль с шантажом, угрозами и ингрессорами на вторых ролях. И докончил фразу почти шепотом: – У нее…
Сыч вскинулся и отпихнул его, как ребенка.
– Несанкционированное проникновение! – рявкнул он громовым голосом. – Нулевая готовность! Оружие к бою!
– Какое, к собакам, оружие, шеф? – с громадным сожалением проронил кто-то из ингрессоров. – Там двое живых людей.
Сыч сорвал с себя форменный берет и, страшно выругавшись, шмякнул им оземь.
…Еще до того, как перепалка между Пармезаном и Сычом вошла в мирное русло, Маша отстала от общей группы.
Прячась за широкими спинами ингрессоров, она приблизилась к незримой стене изолирующего поля. Все это время апертурный ключ был зажат у нее в руке… Поле приняло ее в свои объятия, расступившись легко и бесшумно, как водная гладь перед умелым прыгуном с вышки.
«Я пришла, – подумала Маша, не испытывая ровным счетом никаких эмоций. – Я совершенно безоружна. Вы ведь не станете меня лупить псевдоподиями, правда?»
Разгуливавшие по травянистой лужайке вороны неспешно откочевали в сторонку, поглядывая на незваную гостью с большим неудовольствием. В густой траве Маша нечаянно потеряла тапочку, и это задержало ее на несколько мгновений. Теперь она слышала за спиной невнятные крики и, бросив короткий взгляд через плечо, видела перекошенные от ужаса и негодования лица ингрессоров. «Все будет хорошо», – сказала она и помахала им рукой. А может быть, она это просто подумала. Все равно ничего они пока поделать не могут: ключ у нее, и когда еще им перешлют дубликат из центра управления!..
Дом уже нависал над нею страшноватым зеленым кустом-переростком, бесформенным и неопрятным. Из-под него торчали толстенные корневища, напряженно вцепившиеся в землю, подобно сказочным куриным лапам. С едва различимой крыши дикими гирляндами сползали тугие пласты лиан в свежей резной листве, из-под которой выглядывали недобро подрагивавшие тонкие усики…
Раздвинув зеленую занавесь, навстречу Маше медленно и как бы неуверенно выдвинулось толстое змеиное тулово, оканчивавшееся тупой треугольной башкой.
«Я не боюсь», – спокойно сказала Маша. Или подумала. Наверное, все-таки подумала, и продолжала думать все о том же. «Я взаправду не боюсь. Со мной ничего не случится. Не потому, что я такая безрассудная. Просто я уверена, что ничего дурного со мной просто не может произойти. И еще я знаю, почему все закончится распрекрасно».
Никакая то была не змея: всего лишь побег-переросток грязноватого оливкового цвета с нераспустившимся бутоном на конце. Одно слово – псевдоподия, и не такая уж, между прочим, и активная. Повисела на уровне Машиного лица, будто бы вынюхивая запах угрозы, ничего такого не обнаружила и втянулась обратно под зеленый полог.
Маша поднялась на крыльцо, стараясь не наступить на стебли пузырчатника. Толкнула дверь – та легко открылась, словно ждала ее визита.
Внутри было удивительно… нет, не так.
Внутри был Рай.
Он спускался по стенам, свисал с потолка, выбивался из-под вздыбившегося «ностальгического паркета». Все вокруг было зеленое, свежее, с запахом травы, чисто вымытой дождиком, и безопасное. В просветах сплошной зелени с частыми вкраплениями белых, розовых и красных с желтыми языками цветов были видны мерно колеблемые током времени маятники старинных часов. В таком доме ничего не хотелось делать, ни о чем не заботиться, а разве что сидеть, лежать, да еще иногда размышлять о возвышенном. И кому только в голову могла прийти идея лезть сюда с оружием?!
«Что, если это ловушка? – думала Маша. – Что, если эти листья, стебли и цветы на самом деле не то, чем кажутся? И за райским благодушием скрывается неведомая опасность, угрожающая всей планете… Скоро я это узнаю. Буквально через пару шагов».
Отодвинув ладошкой живую занавеску, она прошла в маленькую спаленку. Туда растительное буйство проникнуть не отважилось, руководствуясь, очевидно, элементарными представлениями о неприкосновенности личного пространства…
Вадим Аметистов мирно спал на диванчике, подложив под голову кулак и небрежно натянув на ноги тонкий плед с тигровыми узорами. Кошка Брынза, как и предполагалось, свернулась сдобным пушистым калачом в его изголовье. Заслышав чуждое присутствие, дернула просторным ухом и приоткрыла один глаз.
– Привет, Брынза, – сказала Маша дружелюбно. – Извини, что потревожила. Ты спи, спи.
Она присела в ногах у Аметистова. Ей ужасно не хотелось нарушать его покой. Еще ужаснее было то, что ее саму невыносимо клонило в сон. В конце концов, она уже и забыла, какое это тяжкое испытание для юного организма.
…Дней десять назад в Машиной жизни случилась ситуация, когда спать ей ну никак было нельзя. Форс-мажор, какой и нарочно не выдумать. Личная просьба одного из руководителей Тезауруса. Дело чрезвычайной важности и деликатности. Без участия и ведома «Команды Ы». Можно было отказаться, осуждения не последовало бы. Но кто способен отказаться в подобной ситуации?! Это было… да что говорить, было и прошло.