Энигмастер Мария Тимофеева - Страница 53

– Стаська дала.

– Даже не спрашиваю, как она до нее добралась…

– Странно, что Мухомор до этого не додумался, – замечает Маша.

– Могу объяснить, – энергично откликается Эля. – Мухомор умный, но старенький. Столько вообще не живут! Он о всяких там розовых шариках для детишек даже и не думал…

Бесконечной долготы минута растрачена на паузу.

– Это всего лишь гипотеза, – наконец роняет Пармезан.

– Других у нас нет, – ревниво говорит Эля.

– Может сработать, – Стася не слишком-то уверена.

– Если мы уже не опоздали, – говорит в сторону Леденец.

– Не обсуждается! – звучит слаженный дуэт Пармезана и Маши.

– Ему понадобится взрослая доза детского препарата, – деловито рассуждает Эля.

– Он уже не может глотать, – тихо поясняет Маша.

– Значит, инъекция, – Стася пожимает плечами.

– Но стандартный пищеблок не способен синтезировать гамма-эттикод, – говорит Эля. – Это препарат специфического применения.

– Ничего-то вы не знаете, мыслители! – Леденец наконец-то созрел, чтобы перехватить инициативу. – Дайте слово технарю. Стандартный пищеблок может такие вещи, которые вам и в страшном сне не снились. Его можно перепрограммировать на что угодно. Машечка, когда вернешься, я покажу, как при помощи стандартного пищеблока приготовить фуа-гра.

– Что такое фуа-гра? – настороженно спрашивает Маша.

– Понятия не имею.

– Леденец, – говорит Эля с наигранным изумлением. – Да ты у нас, оказывается, балбес! Не спорю, твой пищеблок годится на то, чтобы воспроизвести органический наполнитель розового цвета…

– Что и требовалось доказать, – не сдается Леденец.

– Но дело не в цвете, недоумник! Дело в нанорепликаторах, которые, во-первых, и придают розовому шарику искристость своими очагами повышенной концентрации. А во-вторых, встраиваются в иммунную систему в качестве дополнительного защитного контура. А ведь ты знаешь, технарь несчастный, где, и как, и, что главное, с какой аккуратностью производятся нанорепликаторы.

Леденец совершенно уничтожен. Это удар по его репутации. Такие вещи он обязан знать. Ему ничего не остается, как объявить полную и безоговорочную капитуляцию. Ворча невнятные оправдания, он отползает в задние ряды зализывать раны самолюбия. И сразу же начинает думать, как заставить пищеблок заняться наносинтезом.

– Значит, гемотрансфузия, – немедленно объявляет умная Стася. – Для особо одаренных, – она косится в сторону Леденца, – переливание крови. Очень удачно, что и Маша и Гарин – универсальные реципиенты.

Теперь Элин черед краснеть и судорожно сохранять лицо.

– Ну да, – соглашается она пристыженно. – Чего мы велосипед изобретаем…

– Теперь понятно, что кванну не нравится в Машином организме, – вдруг отверзает уста Пармезан. – Его, заточенного на истребление чистой органики, дезориентируют наночастицы.

– Они есть во всех человеческих организмах, – бурчит Леденец. – Так или эдак. Во мне, к примеру, обитает колония стабилизаторов артериальной гипертензии. Для особо одаренных – высокое кровяное давление.

– Вот бы тебя зафигачить на Бханмару вместо Маши, – мечтательно говорит Стася. – Кванн бы самоубился от такого ужаса. Ты у нас прямо киборг какой-то!

– Гена прав, – замечает Эля. – Гамма-эттикод – это не мелкая колония. Это системный фактор. Он вписывается в иммунную систему. И его много. Кванну такое не по зубам.

– Тогда разумно предположить, что и кванн тоже!.. – воодушевляется Леденец.

На протяжении всего обсуждения Маша не меняет своей зажатой позы. Странное дело, но так ей спокойнее, легче сохранять самообладание. И даже слезы высохли.

– Это хорошая мысль, – говорит она ровным голосом. – Мои нанорепликаторы должны помочь Гарину. Вы молодцы. Спасибо вам.

Стася Чехова глядит на нее с печалью и любовью.

– Маша, – наконец говорит она. – Но что если ты – единственная? Мы тут фантазируем, строим гипотезы, а ты одна такая на белом свете. И все, что мы тут навыдумывали, лишь бессмысленная попытка бороться с феноменологией мироздания…

– Не обсуждается! – вступает сводный хор всех и сразу.

Маша выбирается из кресла. Оказывается, у нее с непривычки подолгу сохранять неподвижность затекли ноги.

– И вот еще что, – говорит она тихо. – Как я понимаю, самой мне поднять «Трурль» никто не позволит.

– Для начала, это не «Трурль», – поправляет ее Пармезан. – Твой кораблик был уничтожен сразу после того, как мы его угнали. Утоплен в экзометрии. Для верности была запущена процедура самоуничтожения – ее называют еще «харакири». Это чтобы он случайно не вывалился в субсвет где не следует… И ты права: блимп Гарина запрограммирован на дорогу в один конец. К чему ты клонишь?

– Я хочу, чтобы вы отменили эту программу и предоставили мне полное управление.

– Маша, это невозможно, – с мягкостью, но не оставляя никакой надежды, говорит Гена. – Я понимаю, ты многое пережила, но…

Глядя Пармезану в глаза немигающим совиным взором, Маша раздельно, тщательно выговаривая каждое слово, произносит формулу Энигматического Императива:

– Я отвечаю за свои действия. Я сознаю все последствия. Я уверена. Я энигмастер.

Друзья молча и с каким-то ужасом ждут, что за этим последует.

– Ты сошла с ума, Мария Тимофеева, – наконец откликается Пармезан усталым голосом.

– А ты рискуешь остаться без работы, Геннадий Пермяков, – холодно напоминает Маша.

– Я не вправе тебе отказывать, – кивает Пармезан. – Но хочу, чтобы ты знала. Сигнатура блимпа, который ты называешь «Трурлем», будет сообщена Департаменту оборонных проектов. Если он появится в пределах Солнечной системы, то будет немедленно уничтожен.