Энигмастер Мария Тимофеева - Страница 44


К оглавлению

44

Перед тем она облачилась во «вторую кожу» – трико из неощутимого и нераздражающего материала, побросав повседневные одежки у входа в шлюзовую камеру. Затем с помощью Мистера Паркера погрузилась в недра «галахада». Скафандр высшей защиты ей несколько великоват, пришлось подождать немного, пока он сам утопчется по ее фигуре. У легких скафандров типа «конхобар» эта процедура протекает быстро и даже приятно: кажется, будто кто-то бережно и аккуратно массирует тебе спину и конечности множеством мягких лап. Тяжелый «галахад» со встроенным экзоскелетом и керамической броней церемониться с содержимым не склонен. Жужжа и щелкая, он просто укорачивает себя во всех измерениях, а то, что укоротить не удается, заполняет воздушными подушками. Спустя несколько минут Маша начинает сочувствовать сосиске в хот-доге.

Перед тем, как задраить люк, соединяющий шлюзовую камеру с тамбуром и жилыми помещениями модуля, она грозит пальцем в тугой перчатке Мистеру Паркеру. Судя по напряженной позе, тот совсем уже наладился прибрать оставленные в беспорядке вещи, которые потом фиг найдешь.

Перепонка люка схлопывается, с насморочным свистом работают воздушные насосы, откачивая воздух и уравнивая давление с наружным. Иначе может приключиться неприятность: учитывая массу «галахада», кубарем Маша не вылетит, но запросто может ступить на поверхность чужой планеты на четвереньках. А это во всех смыслах унизительно для мыслящего прямоходящего существа.

Поэтому, когда все физические процедуры соблюдены, Маша покидает модуль не спеша и с чувством собственного достоинства.

Она стоит посреди залитой призрачным синеватым светом пустоши. Ландшафт сглажен и сплюснут. Здешним скалам сильно повезло с метеоритной эрозией, которая приняла в этой части звездной системы Тьямурон щадящие формы. Хотя очень возможно, что когда-то очень давно сюда с разбегу въехал слетевший с накатанной орбиты астероид. Выглядит это так, словно в тазик с нефтью плюхнули круглый булыжник и сразу, не дожидаясь, пока успокоится жирное колыхание, дохнули космическим холодом. По сути своей это гигантский кратер, чьи границы теряются за горизонтом. Глазу не за что зацепиться. Скучная планета. Холодно, пусто, мертво. Если не считать незримого присутствия колонии протокванна, который и живым-то назвать никто не отваживается.

Маша не спеша удаляется от модуля. Равнодушно проходит мимо установленного в час прибытия вымпела. Ее цель – покатый пригорок метрах в двадцати по направлению к условному западу. Если туда подняться, то, может быть, удастся увидеть что-нибудь по ту сторону бортов кратера. Что это ей даст, она и сама не знает.

Здесь, вне уютных, обжитых стен модуля, ощущение одиночества становится еще более острым.

Чтобы не загрустить еще сильнее и снова начать себя жалеть, Маша неторопливо устраивается на пригорке в позе лотоса. Наверное, она первая, кому удалось это сделать в скафандре высшей защиты. А может быть, единственная, кому это вообще взбрело в голову. Без большого энтузиазма промурлыкав несколько настроечных мантр, она прикрывает глаза – все равно здесь не на что смотреть, – и предпринимает вялую попытку выстроить аксиоматику проблемы.

Ничего путного у нее, разумеется, не складывается. Она постоянно сбивается на воспоминания. И снова задает себе один и тот же вопрос, который сто раз зареклась задавать: что она сделала не так?!

Не в том смысле, что где-то допустила ошибку или отступила от правил, нет. Маша хотела бы знать, в чем она провинилась перед высшими силами, что управляют человеческими поступками, дергают за ниточки событий и сочиняют законы, по которым существует мировой порядок. За что они так ополчились на нее, что решили вдруг смахнуть со своей игровой доски?

Еще пару месяцев тому назад такие метафизические размышления не то чтобы не посещали ее вовсе, а были ей органически чужды. Жить одним днем, заглядывать в будущее не дальше очередного отпуска, а причинно-следственные связи употреблять лишь как трассы, ведущие к решению текущих задач. Вот и все. Мир выглядел дружелюбным и благосклонным к Машиным безобидным шалостям. Которых, к слову, было не так уж и много, чтобы придавать им значение. Позади, совсем близко, еще рукой подать, оставалось безмятежное, совершенно счастливое детство. А впереди протиралась такая же счастливая бесконечность.

Но что-то пошло не так. И Машин мир мгновенно схлопнулся до размеров металлической коробки обитаемого модуля на тухлой планетке. Впереди не оказалось ровным счетом ничего. Ничегошеньки.

Где она оступилась?!

5.

…Сорок шесть дней тому назад, если считать по нормализованному времени, Маша приступила к сдаче экзамена на самостоятельное вождение легкого космического аппарата класса «мини-блимп». До этого момента она совершала полеты в компании инструктора по имени Константин Сергеевич Божья-Воля, который настаивал, чтобы все звали его Костя, и забавно сердился, когда к нему обращались по имени-отчеству: «Я вам что, Станиславский?!» Было ему лет пятьдесят, не меньше, и он казался Маше если не дряхлым стариком, то человеком весьма преклонных лет. Заставить себя величать наставника, как он того желал, оказалось сложнее, чем освоить азы пилотирования. Они нарезали круги вокруг стационара, причаливали к грузовым пилонам и к пассажирским шлюзам, выходили в зону свободного поиска, где можно было покачаться на невидимых бурунах гравитационного прибоя. Инструктор Костя сидел в соседнем кресле, молчал и не вмешивался, когда Маша на своем блимпе, которому присвоила почетное имя «Трурль», совершила первый экзометральный переход в близлежащую звездную систему Чагрона, встала на астроцентрическую орбиту, а затем нырнула в верхние атмосферные слои гигантской газовой планеты Чагрона VIII. «Теперь так, – сказал Костя Божья-Воля. – Два дня на анализ ошибок. А на третий – самостоятельный рейд в систему Тьямурон. С высадкой на планету Бханмара. Меня в кабине не будет – я полечу параллельным курсом на своем блимпе». – «А где это – Тьямурон?» – спросила Маша, несколько потерявшись. «Не «где это», а «что это», – строго поправил Костя. – Выпускной экзамен. Сама найдешь систему и планету, сама высадишься, сама взлетишь и вернешься. Между прочим, будешь первопроходицей, до тебя там никто не высаживался». – «Ура-а-а! – возликовала Маша. – Я оставлю свой след в истории астронавтики! Спасибо, Константин Сергеевич, милый!..» Инструктор Костя зашипел, как вода на сковородке: «Я тебе что?..»

44